Как ни стараюсь, не могу вспомнить, каким поездом добирался в тот день в Киев. Единственное, в чем уверен, в том, что это не был скорый "Кременчуг - Москва", отправлявшийся рано утром.
В Киев я собирался, чтобы исследовать свои образцы, выращенные в командировке на Заводе Чистых Металлов в Светловодске. Когда я сейчас читаю и слышу о модернизации, становится и грустно и смешно. И в те годы лучшее оборудование было собрано в нескольких НИИ в районе Москвы и Питера. Добиться того, чтобы исследовать что-то было довольно непросто. И требовало времени. Поэтому, приходилось пользоваться любой возможностью, чтобы добраться до чужого оборудования. Однажды я по простоте душевной два дня терроризировал англичан на выставке, чтобы измерить Спектроскопию Глубоких уровней в эпитаксиальных слоях. Несчастные островитяне сдались, когда я притащил Дьюар с жидким азотом прямо на выставку.
И в этот раз в Киеве меня должна была ждать сотрудница соседней лаборатории, у которой в Институте Сверхтвердых Материалов был хороший знакомый.
Мрачным февральским вечером я автобусом приехал из Светловодска на вокзал в Кременчуг. Было холодно. И каждый, кому приходилось путешествовать на перекладных с пересадками, может представить холодный вокзал, пропитанный не выветривающимися запахами домашней колбасы, чеснока, прогорклого подсолнечного масла и нервничающих пассажиров.
Уже и не помню, как мне удалось взять билет. В памяти сохранилось тягостное «убивание» времени, когда абсолютно нечем занять голову и приходилось читать провинциальную газету или, если были деньги, пить из пластмассового или бумажного стаканчика коричневую бурду, продававшуюся под видом кофе в вокзальном буфете.
Наконец объявили посадку и я быстро направился в вагон.
Какое теплое ощущение уюта охватывает вас, когда вы заходите в свое купе. Какие все вокруг радостные и довольные. И ваши соседи по купе кажутся вам приятными и добрыми людьми.
В моем купе, как ни странно оказался только один попутчик. Точнее, попутчица. Я бросил сумку под полку, снял пальто и посмотрел на свою соседку.
Это была женщина, лет 35-40, явно из Средней Азии. «Казашка,» - почему-то подумал я. Просто потому, что из среднеазиатских народов видел вблизи только узбечек, а эта женщина на них не была похожа.
Моя спутница была явно чем-то расстроена. Грустное выражение прочно обосновалось на ее лице. Глаза…Было заметно, что временами она с трудом сдерживает слезы.
Вот тут и сказалась моя идиотская привычка вечно лезть со своей помощью. Сколько раз я в этом раскаивался. Но видимо в алгоритм моего поведения процесс самообучения не был заложен. И я опять наступил на те же грабли.
Вскоре выяснилось, что никакая она не казашка. Живет в Китае, в столице провинции Сычуань Чэнду. По профессии преподаватель русского языка. В Союзе учится на курсах повышения квалификации в Волгограде. А в Кировоградской области оказалась, потому что ездила на родину Сухомлинского, в Павлыш.
Тут бы мне и насторожиться… Какой нормальный человек, находясь в чужой стране, поедет на свои деньги за тысячу километров, чтобы увидеть школу, в которой работал всего лишь, хоть и выдающийся, учитель. Но я и сам ехал за свои деньги, к человеку, которого не знал, только ради того, чтобы попросить его исследовать десяток пластинок арсенида галлия. Поэтому, воспринял этот поступок с пониманием.
Со слезами на глазах Чен Чиин, так звали мою новую знакомую, показала мне свой фотоаппарат. Оказывается, она его уронила. При этом он открылся и все фотографии, которые она с такой любовью делала на местах работы своего выдающегося коллеги, пропали. Пленка была засвечена.
Когда мне показалось, что мои попытки успокоить ее достигли цели, она достала какую-то дощечку. Тут уж слезы полились рекой…
Эта дощечка оказалась портретом Сухомлинского. Причем, не типографским портретом, а результатом творчества учеников Павлышской средней школы. Какая-то девочка выжгла портрет мэтра на дощечке, покрыла его лаком и подарила школьному музею.
В музее Чен Чиин попросила разрешения посмотреть портрет поближе. Ей позволили его взять, а когда она собралась его вернуть смотрительнице, той не оказалось на месте. Так и ходила Чиин с драгоценной дощечкой всю экскурсию. А при прощании, в суматохе просто забыла о ней. И вот теперь ее мучило сознание, что она похитила такой ценный экспонат.
С огромным трудом, только пообещав, что в следующую командировку я заеду в Павлыш и верну портрет в музей, мне удалось успокоить мою попутчицу.
Добившись этого, я уже предвкушал, как лягу спать и буду спать под стук колес до самого Киева. Не тут-то было.
Моей новой знакомой хотелось беседовать. Может, сказалась обычная в поезде атмосфера доверительности, возникающая в компании незнакомого человека, которому можно многое рассказать, потому что его больше не встретишь. А может, ей просто хотелось поупражняться в русском языке. Не знаю. Но спать мне в эту ночь так и не пришлось.
Мне и самому было интересно. Моя попутчица оказалась на редкость образованным и интересным человеком. Ну, скажите, часто ли можно заполучить в поезде соседа, с которым можно свободно говорить о поэзии Ли Бэ, Ду Фу, Ван Вэя? Обсуждать живопись Го Си и выяснить неясные места в «Троецарствии».
Чен Чиин много рассказывала о своей молодости. Культурной революции. И уж совсем огорошила меня тем, что ее отправили на «перевоспитание» в лагерь. В котором она провела целых семь лет!
К часам четырем-пяти, однако, я начал сдавать. Голову пришлось подпереть рукой. Глаза периодически слипались. Несколько раз голова соскальзывала с руки, но успевала проснуться в полете и даже придать лицу выражение человека, заинтересованного в продолжении разговора.
Когда за окном показался Киев, мы стали собираться. Сдали так и не разостланные постели. Чен Чиин взяла мой одесский адрес, а я драгоценную павлышскую реликвию.
На перроне мы расстались. Меня встретила моя коллега и мы поехали к Саше Ващенко в институт. Чен Чиин же пошла компостировать билет до Волгограда.
Саша сделал все что мог на своей установке и я вечерним поездом уехал в Одессу.
В следующую поездку в Светловодск я специально поехал поездом в Знаменку, чтобы затем попасть в Павлыш и выполнить свое обещание.
Шло время. Наша встреча становилась забавным воспоминанием. Но в конце апреля неожиданно пришло письмо. В нем моя китайская подруга писала, что хочет приехать в гости. Для этого я должен прислать ей приглашение, которое она покажет в посольстве КНР в Москве и ей разрешат приехать в Одессу.
Должен сказать, что тогда я жил в одной квартире с тещей и тестем. И я просто не мог себе представить реакцию этих замечательных людей на появление в квартире гражданки Китая. Честно говоря, меня волновала не их реакция, а то, как Чен Чиин впишется в эту компанию.
Тесть у меня был чекист. Что это такое, гражданам России объяснять, думаю, не надо. Не буду описывать их отношения. Но перспектива привести в дом новую знакомую меня не прельщала. Хотя, в чувстве юмора моим бывшим родственникам было трудно отказать. По утрам тесть иногда желал своей благоверной вместо «доброго утра» «что б ты до вечера не дожила». Каюсь, частенько бывал с ним согласен.
Теперь вы понимаете, почему я тянул с ответом, в надежде, что все как-нибудь само «рассосется». То ли я опоздаю с приглашением, то ли Чиин надо будет ехать в Китай. Я стал успокаиваться. Но однажды пришла почтальон и вручила мне телеграмму. Я в недоумении расписался в получении и направился в комнату, чтобы узнать, кто же это мог прислать ее.
Был жаркий летний день. Среда, пятое июля тысяча девятьсот девяносто первого года.
Но когда я прочитал телеграмму, меня пробрал мороз: «Встречайте седьмого июля рейсом Волгограда. Чен Чиин».
Комментариев нет:
Отправить комментарий